Трудно анализировать исторические события, частью которых являешься. Полагаю, полный список предпосылок и причин изменений, произошедших в обществе в последние десятилетия, составят историки будущего. Хотелось бы мне знать, что будут читать о нас еще не родившиеся мальчики и девочки перед своими учебными экранами в школах, устроенных на не открытых нами пока принципах. Но запрос на такой анализ есть уже сейчас. Важно всегда пытаться понять, что происходит с нами и почему.
Основной предпосылкой к становлению Века разума считается изобретение красной ртути и основанных на ней технологий — гуманных, эффективных, безопасных, не наносящих урона окружающей среде. Красная ртуть может производиться по мере надобности всеми державами, что снимает вопрос с конкуренцией за природные ресурсы.
Когда говорят об изменившемся характере войны в наши дни, я всегда вспоминаю античную традицию проведения Олимпийских игр. Все войны и междоусобицы приостанавливались, и лучшие атлеты собирались со всей Эллады в Олимпию, чтоб открыто и честно соревноваться друг с другом. Полагаю, нынешняя война во многом подобна Олимпийским играм: самые искусные мужчины и женщины состязаются друг с другом, а тысячи болельщиков в их странах переживают их триумфы и поражения как свои. На войне происходит также соревнование ученых и инженеров разных стран, выставляющих на фронт свои лучшие технические достижения.
Здесь поднимают иногда вопрос о шпионаже, то есть о деятельности разведчиков. Ну, это у нас, как известно, мужественные разведчики, а у врагов — коварные шпионы. Ранее эта деятельность каралась смертной казнью или тюремным заключением, теперь раскрытый шпион может быть только выслан из страны, в которую был внедрен, с запретом появляться в ней в дальнейшем (Алиса ошибается, Петербургская Конвенция и нынешнее законодательство не допускают высылки, только штраф — прим. ред.). Это связано с тем, что времена, когда деятельность шпиона могла привести к гибели солдат на фронте, остались в прошлом. Однако не решен еще вопрос, насколько деятельность разведчиков вписывается в характер наших современных войн. Одни говорят, что шпионаж — это неспортивно, другие считают, что, как выражаются в таких случаях англичане, cheating is a part of the game.
Однако не одни только достижения технической мысли легли в основу Века разума. Красная ртуть дала возможности, а суть учения нового века разрабатывалась гуманистами. Каждый может вспомнить имена Льва Толстого и Чарльза Бэббиджа. Но я знаю еще десятки, сотни менее известных людей, мужчин и женщин, которые трудились над текстами конвенций и соглашений. Сейчас многие из них работают в «Красном кресте», в университетах, в газетах и журналах, развивая и пропагандируя постулаты Века разума.
Но я знаю, что некоторые люди не удовлетворяются этими объяснениями, и в то, что ценности Века разума вполне естественно ложатся в общую тенденцию девятнадцатого к гуманизму и смягчению нравов, не верят. Среди причин, направивших эволюцию общества по пути гуманности и разумности, называют интриги тайного мирового правительства, заговор сионских мудрецов или действия сил сверхъестественных, как то всеблагих ангелов или представителей древней, скрытой от человечества расы. Природа этих гипотез такова, что опровергнуть их невозможно; не стоит даже и пытаться. Я могу только в ответ выдвинуть свою гипотезу, которую, к сожалению, тоже на данном этапе развития науки невозможно подтвердить либо опровергнуть. Мы еще очень мало знаем об обществе и о себе. Но, я надеюсь, скоро мы разовьем соответствующую методологию и сможем рассматривать подобные допущения с научных позиций.
Всякий из вас, наверно, может вспомнить людей, в юности безалаберных и эгоцентричных, которые менялись и взрослели, когда жизнь вынуждала их принять на себя некую ответственность. Например, когда они обзаводились детьми или находили важное для себя дело — что–то, заставляющее их осознать, что будущее теперь зависит от них. Если можно уподобить человечество отдельному человеку, то все мы сейчас вошли в тот период истории, когда от нас зависит многое. Развитие науки и технологий дало в руки человечества могущество, неведомое предыдущим поколениям, а вместе с могуществом возросла наша общая ответственность перед будущим.
Здесь всплывает вопрос, который часто задают представителям «Красного креста»: не слишком ли мы суровы к ученым, стремящимся работать над летальным оружием? Не ошибаемся ли, ставя их в один ряд с другими Злодеями — убийцами и приверженцами насилия? Давайте вместе подумаем, каким станет двадцатый век, если сейчас идеи Века разума потерпят крах, и мы не сможем удержаться в рамках мирного развития технологий. Что будет, если мы вернем убийство людей в сферу дозволенного.
Если одна из держав начнет изготавливать, развивать и применять смертельное оружие, другие могут последовать ее примеру. К сожалению, человечество пока слишком плохо изучило другие пути развития, кроме гонки вооружений: до сих пор слишком часто именно война была двигателем прогресса. Но что будет, если вся мощь современных и будущих технологий, весь гений ученых окажутся поставленными на службу целям истребления людей? Представьте, какими станут тогда мировые войны в двадцатом веке: отравляющие газы, неуязвимые машины смерти, бомбардировка городов с летающих аппаратов. Смерть отдельного человека — трагедия, но когда смертность становится массовой, люди превращаются в цифры в газетах, а цифрам никто не сочувствует.
Всегда существовали группы людей или даже целые народы, вызывающие раздражение и неприятие у других. Если мы допустим дегуманизацию людей по какому бы то ни было признаку, развитие технологий может сделать возможным изоляцию и даже физическое истребление целых групп людей или наций, которые кажутся кому–то опасными или неполноценными. И, наконец, в перспективе возможно появление оружия массового поражения, способного уничтожить не только человечество, но и вообще все высшие формы жизни на Земле.
И хотя эти гипотетические мрачные события относятся к достаточно отдаленному будущему, точка невозврата на пути к ним может быть пройдена уже сейчас, нашим поколением. Если мы допустим ошибки, платить за них придется нашим детям и детям наших детей, и они, возможно, уже не смогут их исправить. Но можем исправить все мы, сейчас. Я полагаю, подспудное осознание этой ответственности перед будущими поколениями и направило нас на тот путь, которого мы придерживаемся. И я надеюсь, что мы победим. Потому что разум должен победить.
В недавней прессе я встретил публикацию, которая вызвала некоторую ажитацию в кругах венских интеллектуалов, а посему я посчитал интересным публично ответить на нее, несмотря на то, что ее автор не рассчитывал на диалог такого рода. Выбрал я эту публикацию потому, что в ней наиболее полно выражено мнение апологетов учения о Веке разума и, вместе с тем, наиболее заметно продемонстрированы лакуны, имеющиеся в этой, без сомнения, со всех точек зрения потрясающей парадигме.
Я имею честь являться братом лектора, с чьих слов была записана данная публикация, пани Алице Масариковой, однако прошу читателя не считать мое выступление обращением к сестре по-семейственному. Это не более и не менее, чем разговор двух философов, предназначенный для размышления и оценки — публикой.
Я говорю о публичной лекции «Мир Века разума, каким мы его знаем», прочитанной пани Масариковой в Санкт-Петербургском университете. В этой лекции подробно рассказано о позитивных изменениях, привносимых в нашу жизнь техникой, изобретениями и гуманистической политикой великих держав. Ни смея ни на йоту умалять эти славные достижения прогресса, я все-таки хотел бы обратить внимание общественности на несколько темных мест, а именно поговорить о том, что, помимо всеобщего благоденствия, принес нам Век разума.
Моя уважаемая сестра обращается к метафоре мистера Герберта Спенсера, то есть она представляет все человечество как одного человека, общество как организм, имеющий сходные с человеческими чаяния и возможности развития. Исходя из этого положения трактуются все последующие понятия. Что же, такой способ описания общества разумен, более того, он современен. Однако в данном случае он неприменим.
Мы еще очень мало знаем об обществе и о себе, говорит слушателям лектор, и здесь я с ней совершенно согласен. Но все же я утверждаю, что успешная методология анализа общества есть. Она называется позитивная философия.
Позитивная философия есть эмпирическое исследование всех фактов человеческой жизни и принятие их вне зависимости от того, устраивают они нас или нет. Основа познания, которой мы придерживаемся, — это готовность не навязывать свою точку зрения, но принять то, что существует в природе. И в природе, я смею вас заверить, отнюдь не существует все человечество как единый организм. Существует множество различных организмов, некоторые из которых именуются нами общества, а некоторые именуются люди.
И если общество развивается по определенным законам, то и каждый человек в нем развивается по определенным законам. Об этом человеке нам забывать не следует!
Мы не можем уже думать и говорить только о державах. Если установился мир и державам друг от друга больше ничего не нужно, кроме символической победы в этом своеобразном олимпийском соревновании, которое по недоразумению называют войной, то, может быть, интересы держав удовлетворены и мы больше не станем обращать внимания на их роботов и их развлечения? Быть может, теперь настало время подумать о социуме как есть: о населении этих держав, о тех, кто вынужден жить, бороться и терпеть неудачи? Быть может, пришло уже время простого человека?
Мы должны говорить не о массах, а о человеке. Заявляя, что отныне войны запрещены, мы тем самым говорим, что существующая несовершенная система не будет совершенствоваться. Какие иные механизмы защиты своих прав вместо защиты с оружием в руках предоставляет Петербургская конвенция не империям, нет, а социуму, простому человеку? Кто субъект человеческой жизни, какими правилами теперь должны руководствоваться в отношениях между собою народы одной империи и люди одного народа? Я полагаю, что таких правил у нас пока нет, а субъектом в данный момент является исключительно сама держава, безличная громада, забавляющаяся ненастоящей войной.
И пусть мы теперь, по конституции Австро-Венгерской империи, считаемся гражданами, и пусть все мы теперь равны перед законом, но как нам существовать в политическом поле? Что помешает власти отнять у нас наши права, если ей это придет в голову? Гуманизм, скажете вы. Но достаточно ли совершенна наша политическая система, чтобы этот гуманизм был реальностью, а не надеждой? Разве не может государь некоей державы ошибиться, сойти с ума, быть в состоянии аффекта от несчастной любви? Он не автоматон, да и каждый из нас не автоматон!
И так выходит, что все завоевания гуманизма эфемерны, поскольку держатся они лишь на доброй воле узкого круга смертных людей. Приди на место императора другой человек — и снова кровь, снова насилие!
Вот, что должно быть важнейшим шагом апологетов Разума — дать народам всего света новые способы мирного урегулирования конфликтов между интересами людей, а не интересами стран, новые механизмы общественного развития, поскольку жить в этом новом мире не автоматонам, а людям! И человек от автоматона отличен тем, что у него помимо функции есть еще и внутренняя необходимость — необходимость быть, вынужденность жизни.
В разговорах о летальном оружии и вообще о причинении вреда человеку человеком мы говорим лишь о явных, физических повреждениях. Это механистическая, буквальная трактовка гуманизма означает, что вся ценность человеческой жизни сводится к запрету на лишение ее. Но дело не только в том, что мы не должны лишать друг друга жизни. Дело в том, что мы должны уважать жизнь другого человека, то есть стремиться к тому, чтобы он прожил ее так, как хотел, мог распоряжаться ей по своему выбору и усмотрению, как и любой другой своей ценностью, а также чтобы она становилась со временем лучше, а не хуже.
Кому принадлежат жизнь и тело? Мы, нынешние люди, можем с уверенностью заявить, что каждый человек принадлежит лишь самому себе. В просвещенной Европе нет рабства, почти исчезло оно и в колониях. Но если человек принадлежит самому себе, может ли он, если он несчастен, окончить свою жизнь по своему усмотрению? Мы приходим к противоречию, вызванному механистической трактовкой понятия ценности, о которой я говорил выше.
Современный гуманизм это противоречие решает, фактически, так: человек не имеет права кончать с собой, поскольку он не имеет права быть несчастным. Если он несчастен, то он болен. Если он болен, его следует лечить. То есть, государства теперь отнимают жизнь не пулями, теперь жизнь у человека отнимают врачебными постановлениями. Изменился метод, но не реальность действия.
Но кто судья? Кто решает, что человек болен? Кто дал им право судить? Разве способна наша медицина определить не внешнее, зримое, а внутреннее повреждение, повреждение духа? Кто теперь станет лекарем для истерзанной души человеческой, кто поможет обрести себя? Я считаю, что мы не можем говорить о победе Века разума, пока не ответим на эти вопросы. Вот — истинное поле для науки, а не гаджеты. Никакая технология, никакой новый гаджет не даст нам возможности почувствовать себя людьми, как нет гаджета для определения справедливости или гаджета для того, чтобы любить.
Технология лишь инструмент. Великие достижения красной ртути могут создать иллюзию того, что все проблемы решаемы с ее помощью.
Увы, главная наша проблема — философская. Зачем нужен человек в мире, где все делают автоматоны? Один боевой робот заменил нам 15000 офицеров императорской армии. Что же теперь станут делать эти офицеры?
Государству столько людей не нужно, и главное, что в этом новом мире люди не нужны и себе самим. Для чего теперь живет человек? Для чего живет офицер, который не может отдать жизнь за Отечество? Зачем жить крестьянину, вместо которого теперь поле вспахивают автоматоны?
К чему нужен человеку человек? Пить кофе по утрам и наслаждаться очередным гаджетом? Скоро ли изобретут гаджет, который сможет делать это вместо человека и лучше человека?
В последнее время в науке и образование упор мы делаем на внешнюю, техническую сторону, мы обучаем инженеров и ученых, они элита нашего общества. Однако мы не обучаем людей быть людьми, мы воспитываем Разум, но не воспитываем Дух. И получаем людей, которые умеют работать, но не умеют жить, автоматонов в человеческом обличье. Гуманизм нашего столетия учит, что нужно быть счастливым и сильным, но не учит, как им быть. Современная мораль запрещает лишь наиболее очевидные, зримые способы нарушения Кантовского категорического императива: лишение человека жизни и т.п. Но Кант говорит, что нельзя убивать человека потому, что нельзя рассматривать его не как цель, а как средство для цели.
Я полагаю, что для того, чтобы будущие поколения смотрели на нас не с упреком, а с восхищением и благодарностью, нам необходимо не радоваться игрушечной войне держав и не гордиться красной ртутью, а сделать так, чтобы этот императив стал частью жизни каждого. Это значит — работать, засучив рукава, воспитывать дух, воспитывать любовь к жизни, менять не только механику, но и суть нашего общества, исследовать, задавать вопросы и не бояться услышать на них ответы, с уважением и ответственностью подходить к нуждам и чаяниям других людей, самых малых, самых отверженных из них, и никогда не забывать, что чудо человеческой жизни не сможет повторить ни один изобретатель.
Т. Масарик, Вена, Биргартен.
Конечно, я приветствую наступившую эпоху гуманизма, как может ее приветствовать только солдат (и, наверное, врач), точно знающий хрупкость и истинную стоимость человеческой жизни. Но за простыми и красивыми явлениями зачастую стоят малозаметные, но неприятные последствия, на одном из которых я бы хотел заострить внимание.
Безусловно, человеческая жизнь чрезвычайно ценна, и ее сохранение — задача цивилизации. Но то, что хорошо в быту, не всегда подходит для войны. И здесь мы наблюдаем ту же самую картину. Прошедшие войны явили нам множество образцов как ужаса и страшных потерь, так и героизма, но странно рассматривать одно в отрыве от другого. И Атака легкой бригады тут не исключение.
Мне нет необходимости (и, возможно, это к лучшему) читать заметки журналиста Уильяма Рассела, чтобы судить о происходившем — злосчастная атака проходила на моих глазах. Сейчас говорят, что при войне современным оружием много прекрасных молодых людей остались бы живы, но разве тех, кого с трудом остановила шрапнель, может задержать изобретение господина Мосина? И что будет с их противниками? Это тот вопрос, над которым апологеты современной войны предпочитают серьезно не думать, отгораживаясь рассуждениями о всеобщем гуманизме, который обезопасит всех.
Я не верю историям о пленных без рук, без ног, ночью пытающихся взорвать арсенал, чтобы ценой своей жизни убить побольше наших солдат — такие байки ходят при всякой осаде и во всякой армии. Но русские, ходившие во время бомбардировок Севастополя по позициям с водой, в которой они тушили фитили наших еще не разорвавшихся бомб, это реальность. Шесть многодневных бомбардировок убили тысячи людей, но не сломили их волю к сопротивлению. Так что я рад игрушкам инженерного гения господина Мосина, позволяющим обойтись без убийства, но только до тех пор, пока в них играют все. Ибо как только кто-то перестанет это делать, все остальные окажутся абсолютно беззащитны. Полиция не схватит преступников, организованных в армию, а целое государство нельзя посадить в Наррентурм.
Мне доводилось охотиться на тигра-людоеда, и вот что я вам скажу: сколько раз вы его не обездвиживайте, вегетарианцем он не станет. И, в конце концов, либо вы убьёте его, либо он продолжит есть людей и третьего тут не дано. Во время Джовакской кампании на моих глазах аборигены вырезали целую роту Бангалорского полка, несмотря на ружейный огонь последнего. Они просто не считали свои потери и, в конце концов, дойдя до рукопашной, подняли британских солдат на копья. Интересно, что бы делали там сторонники гуманизма.
И мне остается только процитировать одного отставного моряка: жизнь принадлежит тем, кто не боится ее потерять!
Полковник Себастьян МакДрагдал написал заметку о ценности человеческой жизни и о войне. Меня чрезвычайно заинтересовали упомянутые им истории, и полковник был так любезен, что рассказал мне подробнее о них, а также поделился другими воспоминаниями из своей полной удивительных приключений жизни. Некоторыми своими выводами из рассказов полковника, с его позволения, я бы хотела поделиться с читателями.
Полковник описывает жестокое и отчаянное нападение местных жителей на британских солдат — с ножами на ружья. Мой уважаемый собеседник сравнил нападавших с тиграми-людоедами. Мое же глубокое убеждение состоит в том, что природа человека отлична от природы тигра-людоеда, да и вообще любого животного. Потому я попыталась разобраться, что же подвигло этих несчастных людей на столь яростную атаку.
Британия и в те далекие годы много делала для процветания своих колоний (протекторатов?), но случалось, что усилия эти оборачивались бедой для местных жителей. Дешевые и качественные товары британских заводов вытеснили с рынка местные кустарные товары, что привело к разорению множества людей. Разорение же в тех суровых и скудных местах часто немедленно ведет к голоду, потому множество доведенных до отчаяния людей оказались готовы схватиться за оружие. Дети их умирали от голода у них на руках, и терять им было нечего.
Непосредственным поводом к началу той страшной резни оказался слух, что патроны британских ружей пропитываются говяжьим жиром. Европейцу, верно, непонятно, что в этом обыденном обстоятельстве может вызвать столь яростное возмущение. Причина же в том, что для местных жителей корова — животное священное, убийство коровы и использование тканей ее тела — святотатство. Для доведенных до отчаяния, не способных накормить своих детей людей это известие оказалось той самой искрой, которая подожгла порох.
Эта трагическая история, как и множество ей подобных, свидетельствует о том, что и добрые начинания ведут к беде, если не было проявлено достаточного внимания к людям, их потребностям и ценностям. Массовое производство дешевых тканей — хорошее начинание, но оно лишило множество людей источника средств к существованию, чего, конечно же, допускать было нельзя. Использование тела священного животного в военных целях — результат пренебрежения людьми и их убеждениями.
Люди — не тигры-людоеды. Если люди доведены до того, что готовы убивать, значит, им было причинено какое-то зло — по умыслу ли или по неразумию. Зло порождает зло, насилие порождает насилие. Но мы можем стать теми самыми людьми, кто разорвет этот порочный круг и положит насилию конец, насколько это возможно.
Мой уважаемый собеседник спрашивает, что делали бы в тех краях сторонники гуманизма. Полагаю, я могу ответить, только сослагательное наклонение здесь неуместно: сторонники гуманизма из разных стран сейчас там, и много чего делают. Они учат и лечат, развивают сельское хозяйство и промышленность, несут идеи о равенстве людей и о недопустимости насилия. И они тщательно следят, чтобы их действия никому не вредили, и не оскорбляют то, что для других людей значимо.
Некоторые выступают за то, что европейцы обязаны теперь покинуть протектораты. Предоставить живущих в них людей их собственной судьбе. Я понимаю, что те, кто высказывает эту точку зрения, руководствуются своими представлениями о свободе и об уважении к другим людям. И все же я бы рекомендовала им самолично посетить один из протекторатов, на выбор. В каждом из них есть еще области, где голод в неурожайный год — обычное дело; где женщин считают имуществом и могут насильно выдать замуж в детском возрасте; где люди всю жизнь живут в отвратительно пахнущих ямах в земле, а ржавая бочка считается еще хорошим домом. Потом вы увидите построенные нами для них больницы и школы, дороги и ирригационные системы. Познакомитесь с подросшим уже поколением мальчиков и девочек, получивших среднее образование. Вы все еще будете убеждены, что мы должны уйти оттуда?
По моему глубокому убеждению, нейтральность — тоже позиция, воздержание от действия — тоже действие, отказ от вмешательства — это тоже выбор, за все последствия которого мы несем полную моральную ответственность.
Понятие долга неведомо тигру-людоеду, но ведомо, как учит Кант, человеку. Долг — это атрибут существа, которое руководствуется законами, данными собственным разумом. Предметно определенное выражение долга включает в себя обязанности по отношению к другим людям, причем не только правовые обязанности, установленные внешним законом, но и обязанности добродетели, соответствующие универсальному нравственному закону. В чем же состоит долг человека обеспеченного, образованного и здорового по отношению к людям невежественным, больным, ужасающе нищим?
Другой мой уважаемый оппонент, доктор философии Томаш Масарик, спрашивал в своей проблематизирующей статье: что будет делать человек в ситуации отсутствия смысла. По моему мнению, гуманизм утверждает деятельную помощь другим людям как смысл, которым могут жить люди, освобожденные появлением автоматонов от механического труда.
Не знаю, прав ли уважаемый полковник МакДрагдал в том, что жизнь принадлежит тем, кто не боится ее потерять. Могу сказать только, что подобные высказывания печалят меня, поскольку способствуют романтизации занятий, связанных с риском для человеческой жизни. Человек разумный же будет бережно относиться не только к чужой жизни, но и к своей. Сама я не нахожу в том, чтоб потерять свою жизнь, ничего героического. Подлинный героизм Века разума я вижу в том, чтоб посвятить свою жизнь помощи другим людям.
Богатство современного общества, в котором господствует научный способ производства, составляет вся огромная масса товаров, которая ежедневно производится на фабриках. Вместе с тем каждый из товаров выступает как элементарная форма богатства, поскольку на его производство необходимо затратить определенное количество труда, воплощённого в добытых средствах труда.
На сегодняшний день крупнейшие мировые державы в результате развития своих экономик и формирования единого мирового рынка получили узкоспециализированные экономики, связанные между собой прочнейшими связями, одномоментный обрыв которых сейчас привел бы к краху экономики всего мира.
Прежде всего такое положение связано с важнейшими предметами труда, без которых невозможно ни одно производство: углем, необходимым как топливо, сталью, из которой строится современная техника, и хлебом, который питает работников.
Современная Англия давно уже перестала быть «идиллической» страной сельских поселений и арендаторов, теперь большинство населения живет в городах. Биконсфилд, Гладстоун, Солсбери, Эйлсбери Ренфрушир, поместье Ашер, графство Розбери и графство Кент, ранее славные своими зелеными холмами и полями, покрыты теперь терриконами выработанной породы, которые остаются от работы тысяч шахт, дающих топливо для всех экономик мира. Англия по праву может носить название мастерской мира, снабжая себя не только углем, но и сталью. Тем не менее остров сейчас как никогда зависит от внешней торговли, так как оставшиеся поля не могут прокормить возросшее население.
Однако это не смущает премьер-министров которые всячески поощряют дальнейшее развитие промышленности Британии. Управляющие территориями Англии представители, что старые аристократы, что джентри, одинаково подвержены горячке увеличения производства. Это в равной степени относится как к Брендейлу Дизраэли, который владеет промышленностью Биконсфилда, Альфреду, герцогу Эдинбургскому, управляющему делами Кента, и Гладстоунам, управляющим своими родовыми землями, а также в наш век, когда не нужно лично с мечом в руках объезжать свои владения, и к женщинам — баронессе Эмме Ротшильд из Эйлсбери, леди Гамильтон из Ренфуршира, леди Мортон из Ашера, Джорджине Солсбери и всем прочим.
Австрия, бедная углем, но богатая рудными месторождениями, оказалась в сходном положении, основа экономики страны — сталелитейная промышленность — требует огромных масс угля, который невозможно добыть в истощенных разработками шахтах.
Благо территория Австрии больше и плодороднее английской, а также в ней не происходило огораживания, предшествовавшего развитию английской промышленности, это позволило сельскому хозяйству сохранить определенные позиции.
Двуединая монархия, где немецкие и венгерские части совместно господствуют над славянским населением, продолжает идти по выбранному пути.
Несмотря на то что прерогатив монарха здесь намного больше, чем в Англии, он при поддержке своего кабинета, управляющего делами австрийцев и венгров, проводит промышленную политику, схожую с английской. Здесь происходит тот же процесс, что и в Англии: старая аристократия постепенно начинает проникаться вкусом к управленческому труду, а не только к войне и музицированию, как это было раньше. Троппау и Ягерндорф под управлением Франца Лихтенштейна, Краснагорка, где руководит Дьюла Андраши-старший, Хотков под управлением Богуслава фон Хотков, Батори, где управляет Панна Батори, и Рейдт, где заправляет делами Артур фон Биландт-Рейдт, развиваются в промышленном отношении не хуже, чем английские провинции.
Россия — восточный гигант, который выбрал путь сохранения своего сельского хозяйства и железнодорожной сети. В других условиях, и при ином правительстве, и другой организации хозяйствования она, несомненно, могла бы обеспечить себя всеми основными средствами труда и создать гигантскую по своим масштабам промышленность, но не при теперешнем состоянии экономики, которое сделало невыгодным добычу уральской руды.
Лишь угольные бассейны на юге России, в Полтавской и Волынской губерниях, которыми руководят светлейший князь Александр Михайлович Горчаков и княгиня Екатерина Юрьевская соответственно, еще сохраняют свое значение, обеспечивая топливом Путиловский завод и петербуржские салоны. Русские цари выбрали путь производства продовольствия и его экспорта во все страны Европы и мира. Поэтому большинство губерний России производят в первую очередь товарный хлеб, например Варшавская, отданная под управление княгине Екатерине Радзивилл, или Вологодская, где распоряжается Константин Белосельский-Белозерский, или Ахтырская, где руководит делами Сергей Трубецкой."
Другие страны Европы и мира сравнимы по объёму своего производства всех основных предметов труда лишь вместе взятые. Например, выпуск стали всех балканских стран чуть меньше, чем годовой выпуск австрийской промышленности.
Тем не менее есть один из предметов труда, который выделяется среди прочих и поэтому является одним из важнейших товаров. Естественно, читатель поймет, что здесь говорится о красной ртути. Полученная еще в прошлом столетии выдающимся русским философом и алхимиком Ломоносовым, она стала основой современного прогресса. Лишь косность царской власти не позволила русским промышленникам и военным воспользоваться этим преимуществом.
Красная ртуть после своего изобретения стала основой сегодняшнего состояния мира, позволив в разы ускорить технический прогресс. Красная ртуть может служить компактным и надежным топливом, но главное её назначение — возможность преобразования одних предметов труда в другие. Это обстоятельство сделало её столь ценной, поскольку лишь одно оно позволяет в случае военной угрозы пережить обрыв экономических связей, не случайно производство ртути контролируется со стороны государства, а России лично царем.
Производство этого ценнейшего вещества сопряжено с большими трудностями, оно производится лишь из высокоочищенной ртути, и самой красной ртути, на станке Ломоносова.
Местом, куда стекаются мировые товары и где происходят главные торговые операции, служит Лондонская биржа, которая контролирует оборот товаров, ценных бумаг и денег во всем мире. Сити таким образом дает Лондону возможность выделиться на фоне других мировых столиц.
Естественно, что такое неустойчивое равновесие приводит к конфликтам великих держав, но не прямому, а на территориях небольших стран, таких как Балканские. Все крупные державы стремятся расширить свои производственные возможности, получив доступ к новым источникам сырья и рынкам сбыта для своих компаний, что делает маленькие государства Балкан неизбежными заложниками Лондона, Вены и Петербурга, разменными пешками в их Большой игре.
Не меньше чем без красной ртути современная экономика не мыслима и без денег, которые служат универсальным средством для обмена, являясь мерой стоимости основных предметов труда. Сейчас, когда в великих державах все больше внедряется машинный труд, все большее количество людей получают доход не за счет физического труда, как это было ранее, а либо играя на бирже, управляя фабрикой либо работая в лаборатории. Таким образом наука превращается в производительную силу общества.
Управляют денежными потоками их сегодняшние хозяева — банки, лишь недавно по историческому счету презренное ремесло ростовщика сейчас оказывается одним из уважаемых и наиболее прибыльных.
Новая роль денег, а следовательно, банков отражается и в присвоении человеку статуса. Ограненный особым образом камень становится таким же символом, каким ранее были эполеты или родовая дворянская честь. Однако сложность производства драгоценных камней, трудности их поиска и все остальные обстоятельства делают их производство непомерно дорогим, и здесь снова проявляется роль банков. Прошли те времена, когда деньгам надлежало быть кружочками из благородных металлов, большая часть нынешних денег является просто символами своей стоимости: ценными бумагами, облигациями, которые приносят прибыли вкладчикам и хозяевам банков.
Лишь мелкие сделки не обходятся без денег, имеющих старый вид сто- или двухсотлетней давности, да используются эти наличные деньги точно так же, для простого обмена на них товаров или услуг.
Однако какую бы форму ни имели бы деньги, сила банка заключается в их концентрации и возможности выдачи кредитов. Теперь банк выдает кредит не только для развития производства, но на покупку знака статуса, который в дальнейшем позволит завести собственное производство, войдя в высшие круги общества.
За громадным развитием производства основных средств труда следует и дальнейший рост производства средств производства и потребления. Невиданное в прежние века распространение промышленности и добычи угля, стали и хлеба позволили наконец наполнить рынок товарами даже с избытком. Масса добытого угля и стали, красной ртути и хлеба позволяет в изобилии произвести необходимые для опытов запасные части машин и алхимический песок.
Эти же товары используются для мелкооптовой торговли на рынке, никто из изобретателей или ученых не работает уже с изначальными средствами труда, используя их переработанные формы.
Эти же глубоко переработанные средства труда в виде шестеренок, проволоки или наполненных алхимическим песком реторт и всего остального уже используются в производстве конечной продукции, идущей на потребление народных масс, или же высших классов общества, или же для внешней торговли.
Здесь же проявляется одна из особенностей современной экономической системы: рынок имеет тенденцию наполняться определённого рода товарами — возможности их производства практически безграничны, а спрос на них всегда имеет предел. Этот факт стимулирует постоянную гонку за производством новых товаров, которые должны завоевать новые рынки и принести прибыль своим хозяевам.
Тем не менее существует и еще один путь для использования таких товаров. Из них куется военная мощь всех европейских держав: на производство военного снаряжения, особенно для военных шагоходов, можно тратить множество средств, а потом потерять их первом же бою, поэтому спрос на боевую технику и вооружение постоянно сохраняется и в ближайшее время может увеличиться.
Война, уничтожая массу производительных средств и предметов труда, и создает для товаров новые рынки. Такое состояние, несомненно, является одним из важнейших пороков существующей производственной системы и должно быть преодолено всеми возможными методами.